ДРУГИЕ ГОРОДА
Спектакль Санкт-Петербургского государственного академического театра балета им. Л. Якобсона
Озорные частушки
балет на музыку Родиона Щедрина
Спектакль Санкт-Петербургского государственного академического театра балета им. Л. Якобсона
Солисты Санкт-Петербургского государственного академического театра балета им. Л. Якобсона
Возрастная категория 6+АВТОРЫ И ПОСТАНОВЩИКИ
Музыка Родиона Щедрина
Хореография Вячеслава Самодурова
Художник-постановщик – Анастасия Нефёдова
Художник по свету – Сергей Васильев
Танцевальное воплощение «Озорных частушек» на сцене Мариинского театра впервые появилось в середине 1960-х: на музыку недавно написанного Родионом Щедриным концерта для оркестра хореограф Леонид Якобсон сочинил миниатюру «Малявинские бабы». Специально ко Дню рождения композитора Театр балета, сегодня носящий имя Леонида Якобсона, готовит новое хореографическое прочтение этой музыки. Автор нового спектакля – Вячеслав Самодуров. В прошлом премьер балетной труппы Мариинского театра, а ныне один из самых успешных и востребованных российских хореографов, он впервые представит свою балетмейстерскую работу на сцене родного театра.
В интерпретации музыки Щедрина ключевыми для него стали не фольклорные интонации, которыми насыщена партитура «Озорных частушек», а фактура этого сочинения. Родион Щедрин называет свой концерт «по существу токкатой», то есть виртуозной пьесой в быстром движении и четком ритме, идеальной для демонстрации технических возможностей исполнителей. Ее музыкальная ткань складывается из множества мотивов, в которых возможность сольно «высказаться» получает едва ли не каждый оркестрант. Головоломку такого многоголосья и перекличку многих инструментов Самодуров виртуозно отражает в хореографической композиции. Он придумал, как в череде быстро сменяющихся музыкальных тем найти простор для танцев как солистов, так и кордебалета. «Получился балет-аллегро без единого замедления, – говорит хореограф. – Главное у Щедрина – юмор, энергия, напор, и танцовщики их схватили». Танцевальный драйв новой постановки поддерживают дерзкие цветовые контрасты в костюмах и оформлении сцены, выполненном Анастасией Нефёдовой.
Продолжительность спектакля 18 минут
Кармен-сюита
балет Жоржа Бизе – Родиона Щедрина
Премьера – 20 апреля 1967 года, Большой театр, Москва
Премьера в Мариинском театре – 19 апреля 2010 года
Продолжительность балета 45 минут
Возрастная категория 12+
АВТОРЫ И ПОСТАНОВЩИКИ
Музыка Жоржа Бизе – Родиона Щедрина
Хореография Альберто Алонсо
Хореограф-постановщик – Виктор Барыкин
Художник-постановщик – Борис Мессерер
Художник по свету – Владимир Лукасевич
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ
В центре балета – трагическая судьба цыганки Кармен и полюбившего ее солдата Хозе, которого Кармен покидает ради молодого Тореро. Взаимоотношения героев и гибель Кармен от руки Хозе предопределены Роком. Таким образом, история Кармен (в сравнении с литературным первоисточником и оперой Бизе) решена в символическом плане, что усилено единством места действия (арена, где происходит коррида). Виолетта Майниеце
«Кармен-сюита» была впервые поставлена в Москве в апреле 1967 года кубинским хореографом Альберто Алонсо – для Майи Плисецкой, по ее просьбе и по его горячему желанию. Музыку для балета – транскрипцию великой оперы Бизе – написал Родион Щедрин.
В те годы речь о сотрудничестве с зарубежными хореографами и не заходила, однако для кубинца было сделано политически осмысленное исключение: с Кубой после Карибского кризиса счет был другой. Но те, кто позволял, и представить себе не могли, во что это выльется.
Во-первых, балет оказался вызывающе неклассичным: Плисецкая расхаживала по сцене не на носочках, а «с пятки», и не в «пачке», а в рискованно коротком платье, и тело гнула отнюдь не по-балетному. И вообще: балет был насыщен совершенно непозволительной страстностью, настоящей эротикой, и столь же непозволительная – и столь же пьянящая! – идея свободы прочитывалась в нем так ясно, что его, конечно, на советскую сцену пропускать было никак нельзя.
Но пришлось – по тем же самым чисто политическим причинам. Окончательному решению предшествовал поединок двух женщин. «Вы предательница классического балета! – патетически воскликнула министр культуры Екатерина Алексеевна Фурцева. – Ваша "Кармен" умрет!» «Пока я жива, "Кармен" не умрет!» – столь же патетично парировала Майя Михайловна Плисецкая.
Кармен не умерла – она стала главной ролью Плисецкой, ее визитной карточкой, и не потому, что Плисецкая танцевала этот балет дольше, чем «Лебединое» или «Дон Кихот», но потому, что образ Кармен явился наиболее адекватным выражением ее индивидуальности, ее экспрессивного и блистательного дара: дерзость характера и дерзость пластическая, страстность натуры и музыкальная точность, вызов любовный и вызов хореографическим канонам. И острый силуэт, и яркий профиль, и жар, и трагизм.
Кстати говоря, иностранец Алонсо, на самом деле, ставил еще свободнее, еще радикальнее – известно, что Плисецкая и Фадеечев просили его умерить пыл и смягчить эротический накал, чтобы балет не запретили вовсе. Алонсо накал убавил, но и в таком виде постановка вызывала у начальства конвульсии. Алонсо говорил о том, что соединил здесь классику с элементами танцев испанских и латиноамериканских. Однако кроме этого он привнес туда, если не «модерн», то совершенно новую, неслыханную для СССР выразительность. Она строилась на двух пластических постулатах: доведенная до предела классика – железный каркас движения, железный каркас позы, вонзенные в пол пуанты, «выстрелы» батманов и тело, натянутое, как струна, как тетива (вот точка, где классика смыкается с испанскими танцами), – и тут же полное отрицание классики, отрицание любого каркаса – те самые стопы «сапожком», жаркая податливость тела и, наконец, те внезапно «невыворотные» позы, которые делают роковую женщину Кармен похожей на упрямую девчонку. Алонсо также говорил, что вдохновлялся в «Кармен» драматическим театром: движения должны были «разговаривать». С тех пор мы много чего повидали в танце, и сейчас это читается уже не так ясно, однако важнее другое: тогда, в «оттепельных» 1960-х, этот балет вписался в общетеатральный контекст – уже три года существовала в Москве Таганка, и «Кармен-сюита» с ее шоковой для тех лет условностью и аскетизмом сценического пространства оказывалась в том же культурном срезе. Между прочим, в знаменитом таганковском «Добром человеке из Сезуана» даже была мизансцена, где персонажи сидели на расставленных полукругом стульях – мотив, соотносимый с аналогичным мотивом в сценографии Бориса Мессерера для «Кармен-сюиты».
В Москве «Кармен-сюита» была «личным» балетом Плисецкой – без Майи его не существовало, как, впрочем, уже не существовало и Майи без него. Но в мире у него были и другие исполнительницы. В том же 1967 году Алонсо поставил его в Гаване для великолепной Алисии Алонсо (отменив московскую цензурную «правку» и вернув в дуэты урезанную страстность) и потом ставил его по всему миру, причем это были не переносы, но варианты: каждый раз хореограф привносил в «Кармен» что-то новое.
В Москве же балет жил только пока танцевала Плисецкая; она ушла, и от «Кармен» осталась только легенда. Однако прошло двадцать лет, и Большой театр сделал рискованный и победоносный ход: к юбилею Майи Михайловны ее «Кармен» была возобновлена – как приношение, как подарок. Приехал престарелый Алонсо и поставил еще одну, новую редакцию, в расчете на прима-балерину театра Светлану Захарову; потом ввелись другие исполнительницы – и балет прочно вошел в репертуар. Легенда стала классикой. «Теперь "Кармен" вообще не умрет», – сказала Плисецкая.
В 2007 году в рамках однократных гастролей в Большом театре в этом балете выступила Ульяна Лопаткина. Она предложила свою трактовку, свое осмысление роли. Новая Кармен была внешне сдержанной; страсти испепеляли ее изнутри, не слишком прорываясь на поверхность. А театральным стержнем партии Кармен у Лопаткиной становилась не столько коллизия классической пластики и пластики свободной, сколько острая пластическая акцентировка музыки – из этой остроты, из этих акцентов и рождался образ. Теперь же московская «Кармен» перенеслась на Мариинскую сцену, окончательно перейдя в ранг наследия. Инна Скляревская
